не Лина никогда меня не понимала.
Да и я, увидев ее впервые, никогда бы не подумал, что эта маленькая черненькая
провинциалка сыграет какую-то роль в моей жизни. В этой пьесе режиссер в лучшем
случае отвел бы ей партию уборщицы сцены. Лина бы выходила со своей метлой,
сметая с подмостков следы любовных похождений главного героя. А изредка, быть
может, исполняла бы завораживающее соло на швабре…
А что вышло в итоге? Главный герой - тайный и явный эротоман, тайный и явный
ловелас сам превращается в плюгавого дворника. А Лина сидит на троне в атласном
платье Елизаветты Второй, помыкая своим рабом-евнухом.
Но я ведь - не ловелас. Весом не вышел, рахит у меня врожденный и прыщи. Да-да,
прыщи. Их, конечно видно, но они есть. Есть-есть и не надо спорить. Кроме
того, изредка меня беспокоит геморрой.
Хотя ведь и она - не Лоллобриджида. Ну, ноги у нее ничего конечно, ровные относительно. Но грудь… Талия - сантиметров пятьдесят от силы и лицо - на любителя. Выходит, любитель я таких лиц…
В общем, фигура у нее как у шахматного ферзя. Не то, что у ее подружки - Вики. У той - багажник что надо, бампер - тоже ничего. Харя, правда, крокодилья. Но зато она любит дестоничных дебилов, как я. А Лина их не любит. Ей по душе силачи и боксеры, Иваны Поддубные и Майки Тайсоны. А я весом не вышел: 60 килограмм. Зато ни капли жира. Сплошные мускулы. Да, я - Геракл, но засушенный малость. Вот таким я и попадусь ей на глаза впервые. Будет это… в сентябре…
Я уже студент второго курса, пахан философского отделения Одесского Государственного
Университета. Лина только поступила. Она - еще салага. Глазки бегают, ноги
не слушаются. Лина спотыкается на лестнице и роняет учебник по английскому…
- Позвольте вам помочь! - это я сказал. Уф, даже не верится. Не дожидаясь
ответа, поднимаю учебник.
- Спасибо! - Лина сдержанно улыбается во весь рот и протягивает руку за книгой.
- Я поднесу, - пытаюсь продолжить знакомство я. - В какую аудиторию?
- Зачем? Я сама! - огрызается Лина. - Он не тяжелый.
Сразу видно, что ей приятно внимание такого парня как я.
- Как не тяжелый? - деланно придуриваюсь я и говорю наугад, драматически пожимая
плечами. - Там ведь 347 страниц! Это вам не шуточки! - как я пошутил?
- 347? - искренне удивляется Лина. - Как это вы определили?
- На глаз! - не соврал я. - Взгляд Лины оценивающе скользит по моей худосочной
оболочке.
- Сглазили, - произносит она, открывая книгу. - 289!
- Подумаешь! - кривлюсь я ей вдогонку. Ошибся на каких-то 58 страниц.
- 58? - удивленно озирается Лина и язвительно добавляет. - Это тоже на глаз?
Да, ей не понять, что отнять 289 от 347 и благополучно получить 58 довольно просто для такого смышленого парня как я. Нет, Лина никогда меня не понимала!
… Я щипаю себя пониже локтя. Лина и впрямь роняет книгу. Я стою как Буратино. Она поднимает учебник и быстро скрывается в аудитории. Хорошая у нее реакция! Я даже нагнуться не успел. Не состоялось знакомство. Сорвалось!..
Прошел месяц. Лина уже 21 раз (не считая выходных и праздников) уронила на
лестнице книгу. Первое время я еще пытаюсь успеть за ее рукой, но все без
толку. С тех пор пытаюсь поднять книгу взглядом. Телекинетик - я плохой. Да
и Лина, если честно, отнюдь не приковывает моего внимания. Я не смотрю ей
вслед, как голодный шакал Табаки, в надежде выжрать ее печень, думаю о ней
редко и, в основном, плохо. Да и вообще, не думаю я о ней. Вот Вика - совсем
другое. Ходит в хипповских нарядах с "пацификом" на груди.
"Знает она хотя бы, что он означает или ей просто "значок" нравится?" - думаю я целыми днями.
В ноябре у нас пройдет студенческий вечер. Я приду с друзьями, Лина с Викой
и еще какой-то размалеванной чувырлой в кислотных лохмотьях. Они будут одиноко
стоять в углу, изредка дрыгая ногами и страстно желая приглашения на танец.
Я буду беситься с друзьями под новомодные ритмы, периодически разглядывая
Викин бюст в короткой майке. Потом мои друзья напьются пива и начнут хватать
незнакомых девушек. Один из них, Костя, пойдет провожать свою "первую
удачу" до такси. На улице, при тусклом свете фонарей, он, наконец, всмотрится
в ее лицо как следует. До такси она пойдет одна. Костя будет блевать в урну
под памятником Ленина. Вернется кумарный, но довольный.
- Как ее зовут? - спрошу я.
- Стасик! - мечтательно прицокнет мой друг, вспомнив первое пришедшее на ум,
женское имя.
- Целовались?
- А как же! - возгордится мой друг.
- Здорово, - завистливо подытожу я.
Я уже давно не целовался. С первого курса. Бегали там с одной по темным аудиториям.
Четыре месяца… Потом она забеременела.
- Что делать? Что делать? - прибежит в слезах.
- Не знаю. От поцелуев и петтинга детей не бывает. - логично подытожу я.
Через месяц она родит прелестную девочку с подозрительно раскосыми глазами. Я вспомню, как однажды поздно вечером, провожая ее домой, познакомился с другом их семьи, старым китайцем Ли. Нет, все-таки я - парень не промах. Меня не проведешь.
Рассуждаю. Девочка весит 3600. Тем более, не моя. Я в свои восемнадцать всего 60 вешу. Она одного дня не прожила - уже 3600.
Вечер в самом разгаре. Увлекшись амурными подвигами своих друзей и Викиным
бюстом (последним в большей степени), я решаюсь на отчаянный шаг: подхожу
к ее лучшей подруге в джинсах и цветастой кофточке.
- Привет! Ты тоже с философского? - как бы невзначай пробурчу я.
- Да! - откликнется мнимая незнакомка, чьей дурной привычкой считается разбрасывание
книг на лестницах.
- Я - Егор! - разоткровенничаюсь я.
- А я - Лина. - скажет Лина.
- А это мой друг - Костя, - представлю я приятеля. - Очень интеллигентен и
эрудирован.
Друзья всегда просили меня делать им рекламу. А я никогда не задумывался:
зачем? Теперь понял.
- Музыка - дерьмо! Параша! - Орал Костя над самым Линыным ухом.
Да, очень интеллигентен и эрудирован. Хорошо, что я не сказал Лине, что он
никогда не произносит слов "дерьмо" и "параша". Не зная,
чтобы еще сморозить, я плету всякий вздор о наших музыкальных способностях,
выставляя себя Джоном Ленноном 21-го века.
Лина улыбается. Верит, наверное.
- А еще я работаю в спортивной газете! - надрываюсь я, стараясь заглушить
Кейта Флинта из "Prodigy". Лина кивает. Кейт Флинт ей нравится гораздо
больше, чем я. К тому же он не имеет обыкновения плевать ей в ухо.
- Ты хочешь знать кем? - продолжаю я атаку с пафосом.
- Кем? - апатичным эхом отзывается моя новая знакомая… Тьфу, как ее… Маша?
Аня? Никогда не запоминаю чужих имен при знакомстве.
- Так вот, - Остапа понесло, - я - шеф-редактор отдела футбола (Как сказал!).
- Лина, - кричит пацифистка с бюстом, - иди сюда!
Я понимаю, что наступил момент, когда нужно переходить к главному.
- Познакомь нас со своими подругами! - мнусь я.
- Хорошо! - говорит Лина и подзывает "мисс-бюст".
- Что? - при ближайшем рассмотрении "мисс-бюст" вовсе не так грудаста,
как кажется издалека.
- Это - Егор! - говорит Лина.
- Да - это я! - глуповато добавляю я.
- Ну? - "мисс-бюст" вовсе не впечатляет моя худосочная "пачка".
- А тебя как зовут? - чревовещает мой желудок. Меня тошнит от чопорности этой
леди.
- Вика! - зло отзывается хиппи. - Это все?
- Пока да! - огрызаюсь я. Вика уходит.
Вот так и произошло это судьбоносное знакомство. Через пять минут я танцую с Линой. Выслушиваю ее треп и с удивлением узнаю, что она из Херсона. "Деревенская, - умозаключаю я". До остановки я их не провожаю. Отшивают… Два дня я переживаю свой позор. На третий они дружелюбно кивают мне в Университете.
Лина волнует меня мало. Другое дело - Вика. С каждым днем мой инстинкт женоненавистника слабеет. Однажды я понимаю: все, кажется, втюрился. Знакомые говорят мне о том, что Вика тупа, "альтер эго" находит многочисленные изъяны в ее внешности. Я ищу причины для усмирения своей страсти. Пытаюсь обнаружить запах изо рта - не пахнет, уши - чистые, хипповские джинсы - аккуратно выглажены, даже перхоти - и той нет. Моей последней надеждой было гипотетическое отсутствие носового платка, но и он у Вики есть. Накрахмаленный такой, с барашками. Барашки добивают меня окончательно. Понимаю: втюрился безвозвратно.
Опухшим "зомби" я брожу за Викой и ее ухажерами, читаю стихи друзей,
выдавая их за свои, и свои, выдавая за друзей. Провожаю до "маршрутки"
и терплю намеки ее подруг. Через год она сдается и приглашает меня на свои
именины. Ее 18-ый день рождения становится днем смерти моего чувства. Я больше
не увлечен Викой, мне надоело ждать. Гости засиживаются допоздна, многие,
в том числе и я, остаются ночевать. Утро я встречаю в гостиной на диване.
Открыв глаза, вижу Вику, сидящую рядом и нежно оберегающую мой сон. Ей не
хватает только опахала. Поздно. Слишком поздно…
У Вики появляется перхоть, запах изо рта и сера в ушах. Джинсы - грязные, носовой платок - в соплях.
На своем дне рождения я целуюсь с другой, Вика устраивает скандал. Кое-кто думает, что мы встречаемся. Глупые людишки! И Вика - глупая. Я один - Вселенский Разум!
Мне снится страшный сон: мы с Викой играем в футбол. В конце второго тайма
я забиваю гол. На табло загорается "единица". Я медленно царапаю
на парте: Егор + Вика = 1:0. Это я разбил ей сердце! Я - Александр Македонский!
Вика - несчастный Кир. Что ж, у каждого Наполеона есть свое Ватерлоо.
Мой друг Артем играет на гитаре песню Цоя "Когда твоя девушка больна!".
У Вики болит горло, шея повязана черным платком.
- Ког-да тво-я де-вуш-ка боль-на! - старательно тянет Артем. Проникаясь духом
песни, я подпеваю фальшивому баритону Темы своим не менее фальшивым меццосопрано.
Вика тронута. Она уверена, что эта песня посвящена ей. О чем тут же сообщает
своим гостям. Меня это выводит, и я начинаю импровизировать.
- Когда твоя девушка мертва! - пою я, выразительно поглядывая в ее сторону.
Вика - в слезы, подарок - в окно, цветы - в мусоропровод, я - на улицу.
Здравствуй, новая жизнь! Люди, никогда не путайте мимолетные флирты-"запои"
с настоящим проверенным временем любовным алкоголизмом.
А флирт - как спирт! Вечером приятно, а утром пошло, омерзительно, болит голова
и совесть…
Наступает новый учебный год. Я все так же худ и грациозен. Рахит, прыщи и
геморрой по-прежнему беспокоят. Как говорится: "Все свое ношу с собой!".
Я коплю деньги на пластическую операцию. Но в последний момент просаживаю
их на бильярде. Лучше пусть меня усыпят, как собаку. В последний раз одену
ночной колпак и лягу в чистую перину. Мне введут морфий, и я засну. Утром
неожиданно для близких, уже вызвавших гробовщика и нанявших оркестр, я как
ни в чем не бывало встану не с той ноги. Гробовщик крестится сантиметром,
близкие в страхе отдаляются, трубачи съезжают в неудобную тональность. Похоронный
марш приобретает все признаки Мендельсона.
- Кто-нибудь умер? - спрошу я, чтобы разрядить ситуацию. Почищу зубы и подойду
к зеркалу. Ночной колпак за ночь превращается в клоунский. Я - Юрий Никулин.
Нет - Чарли Чаплин. Нет - Бастер Китон. Комик без улыбки. Нет, я - собака
Баскервилей. Иду в университет, гавкая и виляя хвостом.
У входа стоят мои сокурсницы: молодые "старые" девы, у которых
климакс опередил дефлорацию, а рост волос под мышками - пубертатный период.
На горизонте появляется Лина. Вглядываясь, я вынужден констатировать, что
она изменилась. Лицо утратило оттенок провинциальности, Лина сделала прическу
и маникюр… Педикюр, наверное, тоже. Одета изысканно и напоминает студентку
Сорбонны. Да, вот так утенок потерял эпитет "гадкий".
- Идет наша уточка! - неожиданно для всех и самого себя, я вслух комментирую
чудесную метаморфозу.
- Скорее, утка! - язвительно произносит Илона, одна из наших эмансипированных
старых дев.
Я не загоготал, не ухмыльнулся и не похвалил Илону за остроумие. Я просто
достал из кармана, приготовленную для подобных случаев, миску с манной кашей
и, подпрыгнув, одел ее нашей 2-метровой дылде на голову.
- Заложил! Заложил! - оценили мой трюк аплодисментами приятели-баскетболисты.
Я - Майкл Джордан. Я - Скотти Пиппен. Я - звезда NBA.
Лина просто улыбнется мне. Вблизи она теряет статус студентки Сорбонны и покрывается прежним налетом Херсонских Скверов. Что до Илоны: то она еще долго будет слизывать манную кашу со своего щербатого лица. Я не присоединюсь, хотя и знаю, как полезна каша таким дистрофанам как я.
Человек не может существовать без любви. Ему нужно ежесекундно перед кем-то
выдрючиваться. Любовь зла. И теперь мне нужно выдрючиваться перед Линой. Она
- моя новая Джульетта, Лаура, Лолита и Жозефина. А я - новый Ромео, Петрарка,
Гумберт Гумберт и Бонапарт. Я - герой чужого времени…
